Церковь есть тайна, но также и таинство. Будучи «совокупным местом таинств христианских», она в то же время сама есть великое таинство, которым держатся и которым животворятся все прочие таинства. Она — таинство Иисуса Христа на земле, подобно тому, как для нас Сам Христос, в своем человечестве, есть таинство Бога.
Новый Завет, которым была основана Церковь как преемница Израиля, является одновременно и «последним Заветом». Церковь, в отличие от Закона, уже не есть тот педагог, в котором нуждается отрочество, но без которого может обойтись зрелый возраст. Возложенное на нее наше «божественное воспитание» будет продолжаться, покуда длится само время. В ней нам дано «полное явление Сына Человеческого», а не предвозвестие и не предуготовление этого явления. Поэтому она неизменно присутствует при беседе души человека с Господом, активно вмешиваясь в нее, но никоим образом при этом не нарушая ее интимности. Если кто-то считает себя пророком или богатым духовными дарами, он должен помнить о своем первоочередном долге подчиняться заповедям Господним — таким, как они провозглашаются Его Церковью: в противном случае, пророчествует он впустую, а дары его — во вред ему. Тот, кто решит, уступая внушениям спиритуализма, отбросить Церковь как надоевшее ярмо, избавиться от нее как от назойливого посредника, либо останется совсем без всего, либо предаст себя ложным богам. Тот, кто прежде опирался на Церковь, а теперь решит идти дальше, нежели заходит она, неизбежно обратится в несчастного заблудшего мистика. Те же, кто уповает на «свершение горнего Иерусалима», которое открыло бы «новую эру земной истории» и утвердило наконец «полный триумф духовного», пребывают в уверенности, что пророчат возвращение рода человеческого в потерянный им рай, а на самом деле — предаются губительным, исполненным гордыни фантазиям. В чем-то сходным образом в свое время заблуждался Тертуллиан, говоря: «Жестокость сердец правила до пришествия Христа, немощь плоти правит до пришествия Утешителя», или: «Закон и пророки пестовали мир во младенчестве, Евангелие озарило его юность, Утешитель приведет его к Зрелости». Всеми подобного рода провозглашениями какого-то Третьего Века, века «созерцателей», идущего на смену веку «учителей», Церкви Иоанна, долженствующей сменить Церковь Петра, Царства Духа, которое якобы установится вместо нынешнего Царства Христа и диктуемого Его Церковью порядка, вводятся весьма опасные временные разграничения. Они способны давать пищу новым эксцессам монтанизма, которому, в зависимости от пристрастий различных эпох, придают форму той или иной философии истории. Даже возникая в ряду весьма возвышенных идей, эти мысли остаются пагубной утопией.
