Церковь есть тайна, но также и таинство. Будучи «совокупным местом таинств христианских», она в то же время сама есть великое таинство, которым держатся и которым животворятся все прочие таинства. Она — таинство Иисуса Христа на земле, подобно тому, как для нас Сам Христос, в своем человечестве, есть таинство Бога.
«О да, он настанет, непременно настанет век совершенства!— восклицал Лессинг.— Непременно придут времена Нового Евангелия, того Евангелия вечности, что обещано человечеству книгами Нового Завета!» Это лирическое словоизлияние не выражает ничего, кроме веры во вполне примитивную теорию прогресса; им возвещается не что иное, как наступление эры рационализма,— эры, которая в действительности уже наступила, плоды которой мы можем лицезреть. Но несмотря на это, старые формулировки Флорского аббата и его само-надеянных учеников все звучат и звучат из самых разных уст, очаровывая новых и новых слушателей. Из новейших авторов мы встречаем их у Николая Бердяева, чей идеал весьма отличен от того, к которому стремился Лессинг. Бердяев проповедует новое богооткровение, на этот раз «окончательное», «новую эру — эру Духа», «Церковь Духа Святого», где будет звучать «Евангелие вечности», некую «религию зрелого возраста человеческого», соответствующую «обновленной структуре человеческого сознания», наконец-то «освободившегося от сковывавших его напластований» и «избавившегося от рабства объективации».
