Размышления кардинала

Уточнения истории

История дает нам это уточнение, и оно позволяет избежать обеих ошибок: и той, в силу которой «мистическое» становится простым синонимом «духовного» или же расплывчато понимаемого «таинственного», и той, которая заставляет разделять между собой мистическое тело и видимую Церковь. В то же самое время оно открывает нам важнейшее положение доктрины.

Апостол Павел, оформляя теоретически то, что и так уже следовало из практики первоначального христианства, соединил тайну Евхаристии и тайну христианского сообщества в одну тайну: «Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба». Это место имеет обширные комментарии в Предании. Верным оказался комментарий, который стремились дать ему первые богословы, говорившие о Церкви как о мистическом теле Христовом. О «мистическом теле» они говорили в контексте Евхаристии и понимали под этим выражением — что становится совершенно очевидным при чтении их произведений — не некое всецело невидимое тело, и не бледный образ какого-либо реального тела, но «corpus in mysterio» («таинственное тело»), тело, мистически означаемое и устрояемое Евхаристией; говоря иначе — единство христианского сообщества, реализуемое «святыми тайнами» в действенной символической форме. Или еще, другими словами, «представленное в таинстве духовное и телесное единство членов Церкви со Христом». То есть Тело по преимуществу, самое реальное, самое «подлинное» из всех. Тело конечное, по отношению к которому собственное Тело Иисуса Христа, без умаления истинности его может быть названо «телом отображенным». На языке схоластики таково «вещество» таинства — res sacramenti. После signum tantum («только знака») (или же sacramenti species — «вид таинства») и res-et-signum («вещь-и-знак»), такова res tantum («только вещь»), та, которая не является уже более знаком какой-либо другой вещи, поскольку представляет собой последний результат таинства. Res ultima (конечная вещь).

Все, таким образом, подводит нас к рассмотрению соотношения Церкви и Евхаристии. Его можно было бы определить как взаимообусловленность. Каждая из двух «доверена» Спасителем другой. Церковь совершает Евхаристию, но и Евхаристия создает Церковь. В первом случае Церковь предстает как активное начало, то есть как осуществляющая освящение; во втором же она является в «пассивном смысле», в качестве Церкви освященных. Силой этого таинственного взаимодействия в конечном счете и созидается единое Тело, пребывающее в условиях земного существования до дня своего полного свершения.