Церковь есть тайна, но также и таинство. Будучи «совокупным местом таинств христианских», она в то же время сама есть великое таинство, которым держатся и которым животворятся все прочие таинства. Она — таинство Иисуса Христа на земле, подобно тому, как для нас Сам Христос, в своем человечестве, есть таинство Бога.
Так, некоторым Церковь зачастую представляется каким-то экспонатом, жизнь в котором мало-помалу иссякает и который если и удостаивается похвалы, то только за прошлое. Или же ее пытаются превратить в поле столкновения противоборствующие силы, из которых каждая стремится заручиться против другой нравственной поддержкой Церкви. Каждая из сил стремится заставить ее встать на сторону своего дела, представляемого чуть ли не крестовым походом, своей партии, возведенной чуть ли не в мистическое достоинство. Одни ставят ее на службу «реакции», другие — «революции». Когда оказывается, что одна из партий вроде бы привлекла ее на свою сторону, автоматически то в Церкви, что вызывает восторг у представителей этой партии, становится предметом поношений и обвинений с противоположной стороны. Отсюда порой возникают парадоксальные ситуации, когда на стороне Церкви выступают не верящие в божественность ее миссии, а верящие начинают сомневаться в ней из-за того, что та не пошла у них на поводу. В тех или иных случаях Церковь может показаться скомпрометированной, поскольку не всем тем, кто представляет ее или выступает от ее имени, присутствующий в ней Дух дарует ясновидение или безошибочность в поступках; он не гарантирует их от ложных шагов. К тому же не только среди политиков, но и среди деятелей Церкви находятся желающие превратить Супругу Христову в орудие своих интриг. Но уверенная в своей природе, твердая в своей вере Церковь всегда вскоре утверждает свою независимость. И тогда со всех сторон на нее обрушивается озлобление: одни горько пеняют ей за измену традиционным защитникам в угоду веяниям времени, проявляя при этом не меньше резкости и высокомерия, чем прежде отпускали похвал, и доходя до того, что объявляют ее силой, «чуждой Западу, посторонней по отношению к нашей классической цивилизации»; а другие, столь же обманувшиеся в своих надеждах, в то же самое время определяют ей место исключительно в прошлом, называя неисправимо устаревшей, интеллектуально неадекватной и бесполезной.
