Как же соблазняемся мы о Матери нашей, вместо того чтобы любить ее! Среди наших соблазнов есть весьма жестокие, но явные; есть и скрытые, но более коварные. Они существовали всегда, и нашему времени свойствены свои особенные соблазны.
Они снисходительно взирают на нее, беря на себя смелость судить без ее согласия, с помощью «метафизической транспозиции» об истинном смысле ее доктрин и деяний. Они ставят свою интуицию выше веры, как абсолютную величину над относительной, как непосредственное и активное участие в Божественном познании над непрямым и пассивным участием в нем... Это, так сказать, «специалисты по Логосу», но они не прочли у святого Павла о том, что Логос «ниспровергает всякое превозношение, восстающее против познания Божия». Эти мудрецы не видят, что вот уже двадцать веков исполняется пророчество «погублю мудрость мудрецов». Они богаты, но они не услышали голоса предвечного Блага. Некоторые из них, становясь во главе школы или секты, усиливают притягательность тайны обещанием знания: таковы были в прежние времена Валентин или Фавст, под влиянием которого некоторое время находился святой Августин, таков же, хотя и в несколько ином стиле, в наши дни Рене Генон; призрак мистерии посвящения притягателен для самых разных натур. Есть, наконец, и такие, что остаются одиночками. Не для всех это означает сатанинское отречение. Чаще это нечто менее таинственное — просто смешная претензия. Это может быть также и отвращение высокого ума к тому образу мыслей и жизни, который может уравнять его с серой толпой. Или, в некоторых случаях, это отступление, пугливое бегство робкой души. Так развивается «изысканный, но замкнутый индивидуализм, позволяющий в лучшем случае нескольким избранным дружески разделить его внутренний опыт». Не повлечет ли за собой непосредственная принадлежность к католической Церкви,— задаются вопросом испытывающие этот соблазн,— не только стеснение свободного поиска и торможение дерзкого духовного порыва, но и что-нибудь вроде бездушной уравниловки или вульгарной скученности?
